Часть II

Коммуны

Александра Яковлева (Саша) (21 г.) и её любимая девушка Дарья Барысовец (Даша, 22 г.) прибыли в Литву в декабре 2020 г.

В Минске на факультете коммуникаций Белорусского государственного университета Саша была одной из лидеров студенческого протестного движения. Кроме того, она принадлежала к студенческой организации Свободный профсоюз БГУ. Саша администрировала этот Telegram-канал, созданный для помощи репрессированным студентам. В то время это было обычной деятельностью Саши

В декабре 2020 г. напряжение усиливалось – Сашу искали сотрудники белорусского КГБ, а четверо студентов, участвовавших в протестах вместе с ней, к тому моменту уже были задержаны. Родители убеждали Сашу уезжать и как можно скорее.

Вместе с Дашей в два портфеля и два чемодана они сложили самые необходимые вещи, среди которых была и плюшевая акула, которую Саша подарила Даше по случаю годовщины отношений. Девушки знакомы друг с другом уже более 11 лет.

В Вильнюсе они обрели дом в белорусской коммуне, которую тогда возглавлял 36-летний минчанин Алексей Евтушик.

Даша машет Ольге, которая недолго жила в той же коммуне вместе с сыном и дочерью. Подробнее об Ольге и ее работе читайте в Первой Части.

Сам Алексей приехал в Вильнюс 26 августа 2020 года, спустя несколько недель к нему из Минска приехала его девушка Анна Домарёнок. Ещё через несколько месяцев к ним присоединилась давняя подруга Алексея Лидия Ельцова.

Слово «коммуна» идеально подходит для описания того, насколько тесно живут и общаются приехавшие в Вильнюс белорусы. Сами релоканты чаще используют его в шуточной форме, рассказывая о белорусских общинах, разбросанных по всему Вильнюсу и за его пределами.

Коммуны релокантов в Литве начали образовываться сразу после сфальсифицированных выборов – число бегущих от репрессий людей стало стремительно расти. Активистам необходимо было как можно быстрее найти для приезжих временное жилье. Из-за пандемии коронавируса многие столичные гостиницы предлагали скидки на коллективно бронируемое жилье. Остальные коммуны формировались без помощи действующих в Литве организаций – они образовывались самостоятельно.

Алексей поднимается по лестнице в своём многоквартирном доме, проходя мимо квартир, в которых живут такие же белорусы. Он добирается до последнего этажа своего дома, за стеклянной дверью виднеется общий балкон, на котором смолят одну сигарету за другой новые друзья Алексея. Усевшись на старом диване, они слушают литовский, а затем и русский рэп.

«Время приключений», – улыбается Алексей.

В коммуну Алексея входят его самые близкие люди, такие, как Анна и Лида, а также другие релоканты – Саша с Дашей живут в соседнем подъезде. Одним этажом выше некоторое время жили Ольга с Глебом и Настя.

«Мы все из разных сфер», – говорит Даша. «Если бы мы не оказались здесь [в Литве], наши пути никогда бы в жизни не пересеклись».

Саша и Даша на экране телефона показывают фотографии с акций протеста, проходивших в Вильнюсе ещё в 2020-ом. На них видны все белорусы, сегодня живущие вместе. Тогда они ещё не были знакомы, однако быстро стали близкими друзьями.

Белорусов, живущих в этой коммуне, также объединяют воспоминания о печально известном изоляторе на улице Окрестина в Минске. В первые дни после выборов в эту тюрьму отправляли тысячи протестующих. По словам защитников прав человека, белорусы, оказавшиеся на Окрестина, подверглись жестоким пыткам. Спустя пять дней после выборов, 14 августа 2020 г., сотни получивших увечья людей стали выходить через ворота изолятора.

У ворот дежурили волонтеры, помогавшие освобожденным найти родственников, им также оказывалась медицинская помощь. Саша и Даша тоже были в числе волонтеров. У изолятора на Окрестина в августе 2020-го они проводили непрерывно по 28 часов – регистрировали освобожденных, оказывали необходимую помощь как им, так и их близким.

Алексей был одним из тех, кто вышел тогда через ворота изолятора на Окрестина.

«Я начал думать о своей жизни. Разве этого достаточно?»

9 августа Алексея задержали, когда он шел на одном из протестов, проходивших тогда в столице Беларуси. В тот день он также стал одним из первых, кто подвергся репрессиям после выборов. В изоляторе на Окрестина Алексей провел три ночи. В шестиместной камере изолятора вместе с ним находились еще 63 человека, которые прижимались истерзанными побоями телами к стенам камеры.

На вторую ночь крики задержанных сменились тишиной, а отрывистые распоряжения силовиков сменились ударами. В камере Алексея было трудно дышать, стоявшие у дверей соратники передавали, что им удавалось услышать или увидеть сквозь узкие щели дверей.

«Первый удар – человек кричит, второй – кричит еще сильнее, третий – тишина», – говорит Алексей.

«Помню, как я стал спрашивать окружающих о том, правда ли происходит то, о чем я думаю. Кто-то ответил, что да. Я уверен в том, что они убивали людей. Некоторые стоявшие вокруг люди стали плакать, петь».

«Они [тюремные надзиратели] стали вытаскивать людей из камер на нашем этаже. Приближались все ближе и ближе, а мы просто ждали. Я сказал тогда, что мы не знаем, что нас ждет, но, наверное, у нас совсем немного времени, чтобы подумать о своей жизни. Вероятно, на этом она закончится».

«В тот момент не было страха, я просто думал о том, что у меня практически не осталось времени».

«Я начал думать о своей жизни. Разве этого достаточно?»

Алексей закрыл глаза. Первое, о чем он тогда подумал, это о своей девушке Анне, которая в тот момент искала Алексея в минских больницах, тюрьмах, отделениях милиции.

«Я ответил себе, что да [достаточно пожил]. Лишь у немногих (...) людей была такая захватывающая жизнь, как у меня».

«И все вдруг закончилось, когда они [силовики] приблизились к нашей камере».

Дверь в камеру, в которой находился Алексей и еще шесть десятков человек, сотрудники правоохранительных органов так и не открыли. Даже сегодня Алексей не может понять, почему они в тот момент остановились.

В изоляторе на Окрестина он тоже испытал на себе жестокость силовиков. Шестидесяти задержанным, находившимся в одной камере, силовики давали несколько бутылок воды, били их и пытали, усаживая всех в квадрат, внутри которого раздетые до трусов задержанные сами должны были выбрать того, кто из этого квадрата может выйти.

Другие нарушения в тюрьме, зафиксированные такими организациями, как Human Right Watch и Amnesty, указывают на систематические пытки, включая изнасилования и жестокие избиения.

Новости о том, что на самом деле происходило внутри, стали появляться, когда ворота Окрестина распахнулись и улицы Минска заполонили тяжело раненые демонстранты.

Кому-то так и не удалось оттуда выбраться – как минимум несколько людей во время протестов пропали, позже они будут найдены мертвыми. Их тела будут выброшены в лесу или доставлены отделения интенсивной терапии.

После того, как Алексей вышел на свободу, он вступил в созданную в социальный сети Telegram группу «Камера 12». Эта группа объединила людей, сидевших вместе с Алексеем в камере на Окрестина.

Привет, я киборг. У меня все хорошо. Спасибо всем за прекрасное отношение друг к другу. Как-нибудь хочу вас всех увидеть.
Б**, как-будто в другой жизни. Самое дикое, что в этой.
Когда такие ощущения – это и есть жизнь. Здесь и сейчас.

«Четверо из них уехали [из Беларуси]. Один отправился в Россию, другой в Бангладеш – наверное, решил уехать как можно дальше».

Алексей все еще поддерживает связь с несколькими сокамерниками, однако спустя год после того, как все вышли на свободу, данная группа используется все реже. Сегодня здесь в основном делятся новостями из разных стран, а также советами для желающих уехать из Беларуси. «Очень хорошие люди, но вместе с тем и очень разные», – говорит Алексей, добавляя, что камеру он делил и с подростками, и с пенсионерами.

Алексея редко увидишь одного – он почти всегда находится в окружении друзей. В одной руке он чаще всего держит жестяную банку Coca-Cola, в другой тлеет сигарета.

Алексей с двумя местными литовцами.

Именно Coca-Cola было первым, о чем он попросил, выйдя из ворот Окрестина. Алексей улыбается, вспоминая об этом.

В своей коммуне Алексей, похоже, берет на себя роль опекуна – некоторым белорусам, с которыми он вместе живет, помогает разбираться с документами в Департаменте миграции, подсказывает, куда обращаться за помощью медиков или других профессионалов.

«На мне последствия [пережитых травм] не сказались, или по крайней мере, они не были такими критическими, у остальных намного больше проблем. Я вижу, что с ними столкнулись Анна, Лидия. Мне намного лучше». Отшучиваясь, добавляет, что пытки, которым он подвергся в тюрьме, – это его «война во Вьетнаме».

«Как бы то ни было, любой опыт – это опыт, как и мой опыт [специалиста] информационных технологий. Любой опыт ценен».

По словам клинического психолога, профессора Дануте Гайлене предоставление помощи и поддержки окружающим может стать источником силы: «Если ты утешаешь других – это будет иметь терапевтический эффект и, вполне вероятно, что тебе не понадобится помощь [профессионалов]».

По словам Алексея, после пережитого в Беларуси психологические проблемы появились у всех: «Я тоже испытываю какую-то панику, но мне легче», – говорит Алексей.

«Это состояние вечно сжатой пружины – постоянно ждешь, что что-то случится».

Лидия (32 г.) во время протестов, проходивших в августе 2020-го, на своем автомобиле подбирала бегущих от ОМОНа протестующих, встречала только что вышедших на волю людей из тюрем, помогала им найти своих близких. Реагируя на эти действия, режим начал расследование в отношении ее деятельности. А затем Алексей предупредил Лиду, что пора покинуть Беларусь.

В Вильнюс она приехала 18 декабря 2020-го года и поселилась вместе с Алексеем. Ей удалось покинуть Беларусь всего за несколько дней до того, как Лукашенко практически полностью закрыл границы страны – уехать могли только те, кто имел постоянный вид на жительство за границей.

Режим утверждал, что границы закрываются для того, чтобы остановить распространение коронавируса. Однако, по мнению оппозиции, это была попытка ограничить поток уезжающих из страны людей.

В первые дни в Вильнюсе Лидия чувствовала себя как будто освобожденной: «Господи, это чувство покинуло меня, наверное, только через несколько месяцев – я приехала с войны, а здесь спокойствие».

Однако позже Лиду охватили опасения за будущее, потому что «ничего нельзя спланировать».

Аналитики относят значительную часть участников массовых протестов к формирующемуся белорусскому среднему классу, который в последние годы вырос в связи с развитием новых секторов, таких как ИТ.

Многие из тех, кто сейчас уже покинул Беларусь, сталкиваются с проблемами, которые накрывают беженцев во многих странах мира. Их мучает главный вопрос: как заново строить свою жизнь?

В Минске Лидия работала гримером в киноиндустрии. Сегодня она с радостью рассказывает о своей прежней работе, делясь самыми яркими воспоминаниями о закулисной жизни на съемочной площадке. В Литве Лидия не может найти работу по специальности.

«Иногда охватывает чувство беспомощности. Я понимаю, что мы здесь никому не нужны, особенно я, не знающая языка, обладающая профессией, представителей которой здесь и так слишком много».

Лидия сидит у костра в протестном палаточном лагере в Медининкай, недалеко от границы с Беларусью. Об их протесте читайте в Первой Части.

«Вместо того, чтобы строить планы на жизнь, я планирую только документы, документы, документы».

Несмотря на то, что Литва выдала белорусам тысячи виз, многие из них сталкиваются с бюрократическими трудностями при получении вида на жительство в Литве. Нескончаемые сложные процедуры подачи документов, а в случае Лиды – постоянные мысли о том, как обеспечить себе источник средств к существованию. Это необходимо для доказательства того, что, проживая в Литве, она сможет содержать себя.

В Департаменте миграции Лидия должна предоставить свой трудовой договор, в котором будет указана ее заработная плата. Она также может предъявить свидетельство другого человека о готовности ее содержать или выполнить еще одно требование - положить на свой банковскоий счет почти 8000 евро.

«Откуда такие деньги у белорусов, которые бегут, захватив один мешок вещей?»

В сентябре 2021-го в Вильнюсе проходила конференция белорусов мира. Некоторые участвовавшие в ней активисты говорили о том, что главное - думать, как выжить сейчас, а не о том, что будет, когда режим Лукашенко падет. Важны не только демократические выборы или возможные политические лидеры, которые будут править страной в будущем – важно думать о том, как помочь белорусам сегодня.

С сентября 2020-го Литва выдала 22199 национальных виз гражданам Беларуси, среди которых более 6000 выданы на гуманитарной основе. Кроме того, белорусам выдано 13066 видов на жительство в Литве, однако точная цифра людей, прибывших в страну после репрессий прошлого года и оставшихся здесь, неизвестна.

Обладателями выданных виз и видов на жительство являются еще и белорусы, работающие на территории Литвы, например, водители дальних рейсов.

Сложно определить точное число людей, покинувших Беларусь. Неправительственные организации опираются на данные министерств иностранных дел и департаментов миграции из соседних стран. Опираясь на эти данные, можно подсчитать, что за последний год Беларусь покинуло более 100 тысяч человек.

В Вильнюсе Лидию сопровождают посттравматические реакции, возникшие на фоне все еще живых воспоминаний о пережитом в Беларуси стрессе, страхе и жестокости, свидетелем которой она стала.

«Я вижу, что люди [здесь] улыбаются и у них все хорошо. (...) А я чувствую себя так плохо и начинаю из-за этого плакать. Я не завидую, (...) но просто закрадывается мысль, почему у всех все так хорошо».

«Это вечное состояние сжатой пружины – постоянно ждешь, что что-то случится. Резкие повороты головой направо и налево – будто осматриваешься, чтобы за тобой не следили, чтобы за спиной не было никакого омоновского буса».

Лидия – не единственная, кого заставляет вздрогнуть проезжающий мимо микроавтобус. Практически у каждого белоруса есть история о том, как в Минске приходилось убегать от подъежавших сотрудников ОМОНа. В Литве потребуется время, чтобы понять, что микроавтобусы здесь – это просто микроавтобусы и ничего больше.

Окружающие Лиду люди замечают, что она часами может не выходить из комнаты. Они неоднократно убеждали ее обратиться за помощью к профессионалам. Первым к психотерапевту ее направил Алексей.

«Я сходила к психиатру (...), и он сказал, что у меня очевидное и выраженное, а не скрытое посттравматическое расстройство личности».

«Жить хочется».

«Очень хочется влюбиться [...] Короче, жить хочется. Возвращаться в ритм».

Прошел уже год с того момента, как Лидия приехала в Литву. В сентябре 2021-ого она поступила на морскую логистику в Клайпедском университете.

Статус студента позволит Лиде хотя бы на ближайшие несколько лет обеспечить себе постоянство, а также получить бесплатное медицинское обслуживание, в котором Лидия отчаянно нуждается из-за постоянных проблем со здоровьем.

«Понемногу возвращаемся [в свой ритм], все улучшается. Для всего нужно время».

«Иногда задумываюсь о том, что, может быть, я слишком рано уехала. Возможно, я могла бы сделать больше, если бы осталась там».

«Чувство вины выжившего» – это то, что мы слышим на каждом сеансе, что мы живем здесь, а наши друзья сидят в тюрьме», – говорит белорусский психолог Эллада Хукасава.

«Люди всегда нас спрашивают о том, «можем ли мы позволить себе быть счастливыми».

Эллада говорит, что работала примерно с 500 белорусами, живущими как в Литве, так и по ту стороны границы.

«Белорусам очень сложно позволить себе веселиться, но ты ведь не можешь всегда быть в депрессивном состоянии, в противном случае уровень [эмоционального] выгорания будет зашкаливать», – говорит коллега Эллады Михаил Кванталяни.

По словам Эллады, люди старшего возраста легче справляются с психологическими вызовами, нежели молодое поколение. На них пережитые репрессии, с которыми им никогда ранее не доводилось сталкиваться, сказываются намного сильнее.

Кроме того, по словам клинического психолога, профессора Дануте Гайлене, «жертвы травм склонны к преувеличению», а это часто вызывает «чувство вины у выживших». «Это испытываемое ими чувство вины является очень сильным», – говорит профессор Д. Гайлене и добавляет, что именно это вызывает у людей ощущение, будто сегодня они живы и здоровы за счет других.

В ноябре 2020-го в Минске были задержаны студенты различных университетов, в их домах прошли обыски, им были предъявлены обвинения в организации беспорядков. Некоторые из обвиняемых, такие как Саша, администрировали Telegram-каналы, в которых распространялась информация о протестах.

Восемь месяцев спустя, 16 июля 2021-го, один преподаватель и 11 студентов, в том числе четверо Сашиных друзей, были приговорены к наказанию в виде лишения свободы на срок от двух до двух с половиной лет.

Саша следила за новостями об этом приговоре у себя дома в Вильнюсе.

Насчет приговора. Было очень сложно, но для нас это не стало большой неожиданностью. Я очень зла и расстроенна. Еще я очень переживала за остальных моих друзей, которые пришли в суд, чтобы узнать приговор – их могли сегодня задержать.
Если честно, я так устала от всего этого дерьма. Кажется, что надежды больше нет, только отчаяние.

Один из осужденных студентов – близкий друг Саши. Он рассказал своей маме, что разочарован в тех, кто уехал.

«Я смотрю на своих друзей в зале суда и понимаю, что я должна стоять вместе с ними», – говорит она.

«Это как синдром выжившего, когда они там, а ты здесь, [...] на свободе».

«Произошло то, что произошло. И я очень часто повторяла это Саше», – говорит сидящая рядом Даша.

«Когда устроимся, мы сможем переводить деньги в разные фонды, помогать продуктами, поддерживать информационную повестку и всё в этом духе».

«А из тюрьмы мы бы что сделали? Ничего, мы бы просто сидели и пополняли списки политзаключенных».

Спустя несколько часов разговоров, когда темы снова неизбежно начинают вращаться вокруг Минска, Даша уходит на пустую кухню. Она молча стоит в темноте и пытается успокоиться. Саша следует за ней.

Если Саша постоянно думает о своих друзьях, оказавшихся за решеткой, то Даша скучает по семье – по маме и брату, родившемуся несколько месяцев назад.

«Иногда проскакивает мысль: когда я приеду [в Беларусь], возможно, он [брат] уже будет ходить и разговаривать. Я ему такая: «Привет, я твоя сестра». А он такой: «Кто ты вообще такая? Я тебя не знаю».

Вначале они думали, что из Беларуси уедет только Саша, однако позже поняли, что рано или поздно КГБ станет искать и Дашу. Дашу расстраивала лишь мысль о том, что Саша уедет одна, а она останется в Беларуси.

Продолжая активистскую деятельность за границей, в Литве, Даша оказалась в поле зрения провластных Telegram-каналов, которые делились личными данными протестующих, чтобы запугать их. С тех пор ее дорога обратно в Беларусь, к своей семье, закрыта.

«Может, это просто визитная карточка всех, кто вырос в Беларуси», – вернувшись в комнату говорит Саша.

«А может так происходит, потому что в городе, в котором ты живёшь и в местах, которые ты прекрасно знаешь, взрывают гранаты и стреляют по людям».

«Ты всё это видишь и это не может не оставить свой отпечаток».

12 августа 2020-ого сотни женщин вышли на улицы Минска после нескольких дней насилия режима в отношении протестующих. Это положило начало так называемым Женским маршам. Год спустя в Вильнюсе некоторые из тех же женщин, сейчас находящихся в изгнании, отметили годовщину женских протестов.

После показа белорусской моды, в котором в качестве моделей выступали релоканты, последовал флешмоб. Одетые во все черное, женщины, изображающие ОМОН, пошли навстречу зрителям, пробились сквозь толпу и вышли на другую сторону площади в старом городе Вильнюса.

На мероприятие Даше пришлось накрасить глаза в темный цвет, потому что даже в балаклаве она выглядела «слишком милой», - улыбнулась Саша.

9 августа 2021-го несколько сотен белорусов собрались на демонстрацию в Вильнюсе, приуроченную к годовщине сфальсифицированных выборов. Светлана Тихановская, как и другие оппозиционные активисты, подчеркнула, что очень важно продолжать начатую борьбу и что они «скоро вернутся домой». Среди собравшихся были и те, для кого эти слова за год утратили всякий смысл.

После выступлений политиков и активистов, неся исторический флаг Беларуси, релоканты подошли к посольству страны в Вильнюсе. Во двор посольства они стали запускать бумажные самолетики, при этом шутя, что их будет некому собирать, потому что в посольстве почти не осталось сотрудников – за год политической борьбы были отозваны как литовские, так и белорусские дипломаты, количество сотрудников значительно сократилось.

Вечером того же дня в Вильнюсе состоялся показ документального фильма, полностью собранного из архивных материалов с белорусских протестов. На показе собрались десятки белорусов, а Саша и Даша приехали туда со своими друзьями.

Если понаблюдать за собравшимися со стороны, нельзя не заметить, что все выглядят одинаково – их устремленные на экран взгляды следили за снятыми на мобильные телефоны сценами насилия, из динамиков без остановки доносились крики.

Смотревшие фильм белорусы один за другим вставали со своих мест, отходили в сторону, чтобы покурить.

«Мы просто плывем по течению, где-нибудь да окажемся. Попытки что-то спланировать приносят только разочарование».

По словам помогающего белорусам психолога Эллады, одним из важных аспектов, способных помочь релокантам преодолеть трудности в обустройстве в новой стране, является планирование своей жизни маленькими шагами: «В нынешней ситуации мы не можем строить долгосрочных планов, это вызывает лишь беспокойство».

«Особенно сейчас, когда мы видим, что через год это не закончилось. Мы понимаем, что это будет продолжаться», – добавляет ее коллега Микола.

«Вновь прибывшие сюда люди думают, что это ненадолго, что через неделю или месяц они смогут вернуться обратно. Однако так никогда не происходит».

Временное сменяется постоянным, многие прибывшие испытывают сильное напряжение в связи с проблемами бюрократического характера, связанными с получением юридического статуса в стране, а также повседневными жизненными задачами, например, покупками в продуктовом магазине, где им сложно разобраться без знания языка.

«Мы советуем жить сегодняшним днем – просыпаешься и планируешь конкретные задачи на сегодня», – говорит Эллада.

По словам Эллады, испытанная белорусами коллективная травма коснулась как тех, кто покинул страну, так и тех, кто остался в Беларуси, а на излечение от нее уйдут десятилетия, даже «когда все закончится и люди смогут вернуться, если захотят».

«Психологам нужно будет работать со всем поколением этих людей», – добавляет Микола. «У нас есть травмированные люди: те, кто уехал и те, кто остались и живут в угнетении».

По словам Миколы, продолжающийся политический кризис накладывает отпечаток не только на жертв, но и на исполнителей репрессий: «Это заблуждение, что от [психологических] травм страдает только одна сторона».

Несмотря на то, что белорусское общество разделено на две части, некоторые люди находятся на стороне режима не по своей воле.

«Можно сказать, что у некоторых людей просто нет возможности [не подвергаться влиянию режима] или они убеждены, что им это не удастся», – добавляет Микола.

В третьей части читайте о белорусах, которые, выбрав сторону оппозиции, стали иконами движения. В то время, как некоторые приняли свой новый статус, другие стремились избежать новообретенной славы.